Если прилежно вдуматься в этот вопрос, то, кажется мне, нетрудно обнаружить, что древние поэты следовали, насколько это в человеческих силах, по пути, предуказанному Святым Духом, Который, как мы видим из Священного Писания, открывал грядущим поколениям высокий Свой промысл устами многих смертных, внушая им вещать таинственными словами то, что со временем вознамеревался, сняв покров тайны, явить прямыми деяниями. Внимательно приглядевшись к творениям поэтов, мы убедимся, что подражатели не так уж далеки от образца, ибо под покровом вымысла они повествуют о том, что случилось некогда, либо происходило при них, либо, по их предвидению или желанию, должно произойти в будущем; вот почему, если говорить не о конечной цели, а лишь о приемах изложения, а как раз это я сейчас и делаю, то хвалебное слово Григория Великого можно в равной мере отнести и к Священному Писанию, и к поэзии. Он говорит о Писании — но разве не относится это и к поэзии? — что в нем всегда заложен и прямой смысл, и другой, сокровенный, поэтому и мудрому есть над чем задуматься, и простодушному — чем укрепиться, ибо там содержится явное, питающее даже и малых детей, и тайное, преисполняющее восхищения разум просвещенных мыслителей. И да позволено будет уподобить их обоих реке, глубокой и спокойной, которую перейдет вброд маленький ягненок и переплывет огромный слон. А теперь попробую доказать это утверждение.