— Ты любишь и чувствуешь Петербург, — засмотрелся Троицын у Казанского собора на звезды.

— Неудивительно, — рассматривая свои сапоги, заметил неизвестный поэт, — я в нем присутствую в лице четырех поколений.

— Четыре поколения вполне достаточно, чтобы почувствовать город, — доставая платок, подтвердил Троицын. — А я с Ладоги, — продолжал он.

— Пиши о Ладоге. У тебя детские впечатления там, у меня — здесь. Ты любил в детстве поля с васильками, болота, леса, старинную деревянную церковь, я — Летний сад с песочком, с клумбочками, со статуями, здание. Ты любил чаёк с блюдечка попивать.

Помолчали.

Неизвестный поэт оглянулся.

— Я парк раньше поля увидел, безрукую Венеру прежде загорелой крестьянки. Откуда же у меня может появиться любовь к полям, к селам? Неоткуда ей у меня появиться.