Он прошел маленькую гостиницу, внутри которой пламя гудело, как отдаленная труба, и крепкие частные дома за сплошной решеткой: их хозяев они никогда не видали даже издалека, и Аксель понадеялся, что теперь точно встретит их, но те, по всему, ночевали где-то на задних дворах или, бог его знает, в каком-нибудь бункере, как киношные американцы, и он так никого не застал. В огне их жилища выглядели совсем ненастоящими, как из теста или детской пластмассы, а садовые куклы, напротив, почти оживали в его колеблющемся свете, и Аксель поспешил поскорее пройти это место. Через дорогу была голубая казарма, где в давнее время квартировалась раскольничья церковь, и он на правах ребенка заходил поглазеть на стройные росписи, выполненные кем-то из местного дома художников; потом церковь выселили, все эти годы казарма стояла без дела и горела теперь торжественно и строго, он почти слышал пение изнутри, как бы из подземелья. Влекомый им, Аксель перешел пустое шоссе и вытянулся, стараясь разглядеть в окно, что творится с росписями: на какое-то мгновение ему примерещилось, что он видит, как топорщится чье-то крыло, но жар здесь был невыносим, и он сперва отступил к пустырю за остановкой, а оттуда решил все же сунуться к школе: отец все равно не ложился до двух, и у Акселя еще было достаточно времени.

Через кривые дворы, горевшие сдержанней, чем его собственный, с жителями, расположившимися еще и в палисадниках, мимо древних сараев, сгнивших настолько, что огонь уже не мог повредить им, о