Великим мастерам прогресс не страшен, потому что их глаза ничем не заменишь. Творчество не состязается с прогрессом, оно играет на другом поле, в другой лиге. А ремесленник от прогресса получает нокаут, тут Карл Маркс был абсолютно прав.
А любовь? Неужели вечная? Порхает, как бабочка, с цветка на цветок, перебирая мужчин и женщин. Ложится на плечи грузом страха за любимых, сушит ревностью, мучит расставаниями, застилает глаза слезами. И нет возможности заслужить это благо, приманить бабочку. Выбор всегда за ней. Любовь находит не обязательно самых лучших, или самых красивых, или самых умных, или самых честных. Она может выбрать даже не достойных себя, но это ее право. Как бабочка, которая сама решает, на чью голову опуститься.
Каждый понимал, что это увертюра, потому что нельзя начинать с главного. Для главного нужно подогреть атмосферу до состояния душевного комфорта, войти в резонанс друг с другом. Или не войти, это уж как получится. Но если контакта не случится, то лучше вежливо попрощаться и уйти, оставив хозяина в недоумении.
Изольда создала полную тишину в комнате, для верности прогнала кошку, плотно закрыла дверь и начала мерить все свои платья, пытаясь уловить хоть какой-то шум. И ничего! Один раз она пукнула, но это был не тот звук, который жаждала услышать ее душа.
Никто не видел ее красных глаз или припухшего от слез носа. Скорее, в глазах появилось что-то такое, что удерживало на расстоянии любого, кто хотел подойти к ней с сочувствием. При ней не смели ругать Санька. Она встала на его защиту, решительно обрывая голыми руками высоковольтные провода гарнизонного сарафанного радио. А дома плакала, зализывая раны на руках и душе.
Березовский с Гусинским пинком дверь к Ельцину открывают. А отец о какой-то власти говорит. Бизнес не то что пукать при власти не стесняется, он испражняется на голову этой власти.
Вокруг была разлита какая-то странность и неправильность. Вроде бы все, как везде – кресты, памятники, таблички, а что-то не то и не так. Как-то на новостройку похоже, слишком все свежее и одинаковое, какой-то штампованный траур.
Телевизор вновь был оккупирован «Лебединым озером». Чайковский стал главным похоронным музыкантом в СССР.
Впереди была целая жизнь, которая сверкала, как бриллиант, новизной и свежестью.
Помолчали. О чем говорить? Не о погоде же. Дождь не обсуждают, его слушают.