Так, например, именно настроение религиозного поиска и беспокойства объединяет «отца» неоплатонической философии Плотина и Антония — отца монахов, отрекшихся от мирской мудрости, а «страх Божий» связывает мусульманина — и христианского аскета.
подобна ряду синеющих на горизонте холмов: нельзя было понять, на каком расстоянии друг от друга находились отдаленные вершины — Цицерон и Августин, Вергилий и Иероним,
Культурные и богословские бури, занимающие столь важное место в церковной истории конца V — начала VI века, являлись неотъемлемой частью стремления космополитического общества Восточной империи к равновесию.
«Единственная максима обширной империи — мудрое и здравое безразличие» (Э. Берк)
Архитекторами этой тихой революции стали ученые выходцы из низшей страты знати греческих городов. Они исполняли второстепенную по значению службу в крупных финансовых и правовых департаментах.
Идея о том, что западное общество должно признать превосходство четко очерченной церковной элиты, как императоры когда-то признали особый статус римского Сената,
почти теми же словами, которыми Симмах воспевал капитолийских богов. В мире, в котором все отчетливее ощущалось присутствие «неримского», кафолическое христианство стало единственной «римской» религией.
язвительные описания священнослужителей, написанные в стиле, сочетающем в себе разоблачительные речи Исайи и низкую комедию Теренция —
Монастыри Пахомия появились в Верхнем Египте всего через столетие после того, как городская жизнь в греческом духе достигла этой провинции.
поражали и беспокоили греко-римский мир своими театральными жестами.
Что он не видел, так это способность того же христианства донести классическую культуру элиты до среднего горожанина римского мира. Христианские епископы были миссионерами той культуры, с которой они себя отождествляли