Я лег спать и проплакал всю долгую, долгую чудовищную ночь Отчаяния – когда день занялся, я встал и попытался успокоить мой ум быстрою прогулкой на холодном остром воздухе – но все было напрасно – Демон продолжал меня мучить.
Шесть лет назад моя жена, которую я любил так, как не любил ни один смертный, повредила внутренний кровеносный сосуд, когда пела. Состояние ее сочли безнадежным. Уже навеки простившись с нею, я пережил все муки, которые несла мне ее кончина. Однако ей сделалось лучше, и ко мне вернулась надежда. Через год у нее снова лопнул сосуд. Все повторилось для меня сначала. Потом снова, снова, снова и снова – через разные промежутки времени. И всякий раз, когда к ней подступала смерть, меня терзали все те же муки. С каждым новым обострением болезни я любил жену все нежнее и все отчаяннее держался за ее жизнь. Но, будучи от природы человеком чувствительным и необычайно нервным, я временами впадал в безумие, сменявшееся долгими периодами ужасного просветления. В этих состояниях совершенной бессознательности я пил – один господь знает, сколько и как часто. Разумеется, мои враги приписывали безумие злоупотреблению вином, но отнюдь не наоборот. И, право, я уже оставил всякую надежду на исцеление, когда обрел его в смерти моей жены. Кончину ее я смог встретить, как подобает мужчине. Ужасных и бесконечных колебаний между надеждой и отчаянием – вот чего я не в силах был выдержать, полностью не утратив рассудка. С гибелью того, что было моей жизнью, я возродился к новому, но – боже милостивый! – какому же печальному бытию
Дело обстоит таким образом: в привычках своих я решительно воздержан и не пренебрегаю ни одним из естественных правил, соблюдение которых необходимо для поддержания здоровья, то есть встаю рано, ем в меру, не пью ничего, кроме воды, регулярно и подолгу занимаюсь физическими упражнениями на открытом воздухе. Однако это моя частная жизнь – жизнь, отданная наукам и литературе и, разумеется, скрытая от постороннего взгляда. Стремление к обществу овладевает мной лишь тогда, когда я возбужден вином. Тогда и только тогда я имел обыкновение отправляться к друзьям, которые, редко видя меня в ином состоянии, а точнее сказать, не видя никогда, считают само собой разумеющимся, что я нахожусь в нем всегда. Те, кто действительно знает меня, знают, что это не так…
В последние три или четыре месяца работал по четырнадцать-пятнадцать часов в день – без всякого отдыха. Только теперь я понял, что такое рабство.
И все же, Томас, денег у меня не прибавилось. Сейчас я не богаче, чем был в самые скудные времена, – разве что надеждами, но их в оборот не пустишь.
моя печаль необъяснима, и это делает меня еще более печальным. Я полон мрачных предчувствий. Ничто меня не радует и не веселит. Жизнь моя представляется мне опустошенной, будущее – точно угрюмый пробел, но я буду бороться и "надеяться вопреки надежде".
Это не много, что я прошу, нежная сестра Анни, моя мать и я, мы найдем небольшой коттедж – о, такой маленький, такой очень скромный – я был бы далеко от мирской суеты – от тщеславия, которое мне ненавистно, – я стал бы работать днем и ночью, а при усердии я мог бы сделать так много.
Нужно было только одно из таких испытаний, как то, через которое я только что прошел, чтобы сделать меня тем, чем я рожден быть, сделать меня сознающим мою собственную силу.
страшная агония, которую я перенес, – агония, ведомая только моему Богу и мне, – как будто провела мою душу через огонь и очистила ее от всего, что слабо.
Там, не слишком далеко, отделенные от мира, мы осуществляли вкус, непроверяемый никакими условностями, но с полным подчинением природному искусству, в созидании для нас самих коттеджа, мимо которого ни одно человеческое существо не могло бы никогда пройти без возгласа дивования на его странную, зачарованную и непостижимую, хотя самую простую, красоту. О, нежные и пышные, но не часто редкие цветы, в которых мы наполовину схоронили его! величие магнолий и тюльпановых деревьев, которые стояли, охраняя его, роскошный бархат его лужайки – отсвечивающее сиянье речки, бегущей у самых дверей – полная вкуса, но спокойная юность там, внутри – музыка – книги непоказные картины и превыше всего любовь – любовь, что пролила на все свое неувядающее сияние… Увы! теперь все это сон.
эти торжествующие видения нежно растаяли в солнечном свете неизреченной любви