Дерево воспринималось «носителем жизненных энергий, связывающих в единое целое мир человека, природы и космоса» [387, 12]. В зависимости от географических и климатических условий, а также местных традиций возникал культ дерева определённой породы, а вместе с ним — и поддерживающие его обычаи. Объектом поклонения могли быть дуб, сосна, кипарис, ясень, эвкалипт и прочие деревья, в наибольшей степени характерные для той или иной климатической зоны.
Третьего дня шел я с Муркой к Коле — часов в 11 утра и был поражен: сколько елок! На каждом углу самых безлюдных улиц стоит воз, доверху набитый всевозможными елками — и возле воза унылый мужик, безнадежно взирающий на редких прохожих. Я разговорился с одним. Говорит: «Хоть бы на соль заработать, уж о керосине не мечтаем! Ни у кого ни гроша; масла не видали с того Рождества…» Единственная добывающая промышленность — елки. Засыпали елками весь Ленинград, сбили цену до 15 коп. И я заметил, что покупаются елки главным образом маленькие, пролетарские — чтобы поставить на стол [504: 300].
«Рождественские старики, обсыпанные инеем» [390: 8; см. также: 253: 4], установленные в окнах кондитерских и игрушечных магазинов, превращались в часть рождественского городского пейзажа, о чем в 1875 году писал И. А. Гончаров: «Вот где-то в Морской или Караванной, старичок, весь в снегу, Борей, что ли, с бумажным деревом, весь обвешан разными вещицами!»
После Катаева, Пастернака мало что можно добавить к описаниям елки, Рождества [309: 83].
Продавцы любыми способами стремились перебить покупателей у соперников, торговались, сбивали цены или же, наоборот, повышали их [233: 3–4]. Дольше всех, судя по замечаниям в прессе, торговались купцы, в конце концов приобретавшие елки по самой низкой цене
Дольше всех, судя по замечаниям в прессе, торговались купцы, в конце концов приобретавшие елки по самой низкой цене [317: 6–7].
«Елка в настоящее время так твердо привилась в русском обществе, что никому и в голову не придет, что она не русская», — писал В. В. Розанов в 1902 году
«Елку» Салтыкова-Щедрина и «Мальчика у Христа на елке» Достоевского.
«Елку» Салтыкова-Щедрина и «Мальчика у Христа на елке» Достоевского.
Для русских писателей «критического направления» изображение праздника детской елки уже с 1840‐х годов стало подходящим поводом для «вскрытия язв» российской жизни, изображения социаль