– А чем тебе не нравится христианский бог? – спросил вдруг Арне.
– Не знаю. Не по душе он мне. На словах, вроде, добрый, а по делам – всё норовит прибить кого-нибудь. И ученики его такие же. И нет чтоб в открытую, как исстари, а как змеи – исподтишка всех друг против друга растравляют, чтоб никто не догадался. А сами в стороне. И жертвы булками приносят. А ещё детей купают в ледяной воде.
– Так ведь грех же первородный…
– А не надо было яблоки таскать!
– Эйнар, – сказал он наконец, открывая глаза.
«Да, это я».
– Стало быть, ты вовсе не дельфин.
Пёс сел и стал чесаться, словно самая обыкновенная собака. Встряхнул косматой головой. Глаза мерцали в сумерках, как два фонаря. Большие такие глаза. Серьёзные. И была совершенно человеческая тоска в их глубине.
«Чья вина, что Рудольф сочинил некрасивую сказку? Может, было бы так, и я сейчас резвился бы в море, ни о чём не думая. Но он убил меня из-за угла, и вот тогда, наверное, моё желание поменялось. Я хотел только одного – отомстить. Всё это время – отомстить за мою поруганную любовь. Отомстить – и больше ничего».
Земля внизу притягивала, поворачивалась медленно. Жуга сморгнул – впервые у него при взгляде вниз кружилась голова; он вздрогнул и поспешно отвёл взгляд. Что-то изменилось, только перемены были незаметны. Как стихия воздуха, которая меняется незримо.
«Он что-то сделал, – подумал Жуга. – Он что-то сделал, тот дракон. Что-то сделал со мною. И я не знаю, что».