Я заражаюсь непрошибаемым похуизмом, и мне это нравится.
Может быть, я меняюсь к худшему. Может быть, к лучшему.
Потому что, возможно, худшее и есть лучшее, когда ты заходишь слишком далеко в своем падении.
А лепестки падают, осыпаются с циферблата, творя ковер из цветов, на который я лягу, позабыв обо всех бедах.
Обо всех моих бедах...
Я заражаюсь непрошибаемым пофигизмом, и мне это нравится.
– А что будет, если она проснется?
– Мы все там, Скриббл. У нее в голове, у мисс Хобарт. Весь Вирт. Понимаешь?
– Да, я понимаю.
– Сон – это для мертвых, – съязвила Мэнди. Один из ее девизов.
Я творил миры своим членом, кончая, как Господь в сперматоксикозе.
Потому что, возможно, худшее и есть лучшее, когда ты заходишь слишком далеко в своем падении.
когда я подумал о номере пять
Пять – это жизнь
Вспышка. Он был как вспышка живого огня.
История известная: о том, чтобы бросить что-то хорошее во имя чего-то еще. И только потом понять, что пути назад уже нет. Хотя, возможно, ты уже и не хотел возвращаться назад.
Да, наверное, так.