Плачь, молчи, веди себя достойно — вот правила хорошего тона в изысканном обществе, когда умирает близкий человек.
В детстве, когда я пыталась выражаться утонченно, мне казалось, что я прыгаю в пропасть.
Эта злоба была его жизненной энергией, его силой, помогающей противостоять нищете и считать себя мужчиной
Я чувствовала, что стала чужой самой себе
Я следила за ним и пыталась читать «Мандарины» Симоны де Бовуар. Но погрузиться в чтение не получалось: на какой-то странице этой толстой книги моего отца не станет.
Хочется оттянуть последние страницы, чтобы они всегда оставались где-то впереди.
На расстоянии папа превратился в нечто абстрактное, безусловно-нежное.
Он никогда не помнил, в каком я классе
Одна их них проверяла работы — небрежно, не задумываясь. Нужно было только выдержать ближайший час, и я смогу делать то же, что и она, всю оставшуюся жизнь.
Пишу, и всё у́же тропинка между оправданием образа жизни, который считается неполноценным, и обличением свойственного ему отчуждения. Ведь этот образ жизни был нашим, в нем даже было счастье, но вместе с тем — унизительные барьеры нашего положения (осознаёшь, что «у нас дома не всё как надо»), я бы сказала, счастье наряду с отчуждением. Скорее даже я раскачиваюсь между одной и другой крайностью этого противоречия.