Когда они вышли на галерею с Острогом, стихли выкрики, стихло пение, общий интерес объединил всех. Толпа замерла. Мириады людей с напряженным вниманием смотрели на него.
Рев огромной толпы слышался теперь вблизи, подобно раскатам грома. И вдруг внизу открылось море черных знамен, синих холщовых одежд и коричневых лохмотьев. Тот самый огромный театр, в котором он появился в первый раз, огромный театр, запомнившийся ему сменой блеска и тьмы; оттуда он бежал, спасаясь от красной полиции.
Так, неподвижно стоя в темноте, человек девятнадцатого века наблюдал заключительную сцену великой революции, насильственного установления его власти. С ощущением удивительного открытия он осознал, что его мир – этот, а не тот другой, оставшийся позади. Что перед ним не театральное представление с кульминацией и развязкой, а реальная жизнь, в которой ему предстоит существовать, подвергаясь опасностям и выполняя свой долг. Он повернулся и снова стал задавать вопросы. Острог начал отвечать, но вдруг оборвал объяснения на полуслове.