В одном подкасте говорили, что, засыпая, дети рассматривали узоры на «тех самых советских коврах» и что те, кто смотрели на одинаковые узоры, теперь в чем-то друг другу родственны, «братья и сестры по коврам».
«Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка — их берут такими, какие они есть; их все равно нельзя улучшить и переделать. Чужие слова, хотя бы отдаленно и неточно выражающие нашу мысль, действуют как откровение или как давно искомая и обретенная формула»
Мы смотрим на пейзаж и видим все это, но и не видим, а как бы соединяемся с ним; не стремимся понять, а лишь смотрим (состояние «пользования собой и пользования миром»)
Люди фотографируются на скамейке, но не фотографируют вид, открывающийся с нее. Они воспринимают ее как памятник сидению, а не как памятник смотрению.
Гобелен напоминает «бабушкину квартиру» двумя способами: он одновременно ковер на стене и вид на балкон с покрывалом на веревке.
По-моему, в современном городе мы никогда не знаем точно, спрятались мы или оказались на виду.
объясняет мне, почему у нас такие балконы. Если коротко: институты собственности в России формировались не так, как в Европе, поэтому и заборы у нас не такие, как в Европе (и балконы).
«Заборы пережили все политические системы и социальные катаклизмы вместе с российским обществом. Это наша константа. Ясно, что это внешнее проявление какой-то внутренней потребности. Ни одна из форм правления эту потребность не смогла удовлетворить. <…> Тоска по приватности, необходимой для утверждения чувства собственного достоинства, вырвалась наружу сразу после смены политического режима в 1991–1992 годах и не утолена до сих пор. Бетонные, кирпичные, металлические и решетчатые ограды высотой с трехэтажный дом выглядят как компенсация уязвимости и стремление дать миру знать, что все это — мое»71.
В конце концов я пришла к выводу, что связность пространства постсоветских городов, как бы это парадоксально ни звучало, заключается в повторяющихся разрывах, пустотах и неустроенности.
Свои слова никогда не могут удовлетворить; требования, к ним предъявляемые, равны бесконечности. Чужие слова всегда находка — их берут такими, какие они есть
Современность — не «миг между прошлым и будущим», а время, которое длится.