Ведь самое тягостное в реальном мире — это вечная необходимость быть серьезным и предусмотрительным, а Довлатов создал мир, в котором легкомыслие не карается так жестоко, как в реальности. Еще бы нам не любить этот мир и его творца!
При всей любви к гиперболизации и художественному украшению, связь с реальностью здесь явно прослеживается. Хлопоты и суета позволяли не думать о будущем.
Ленинградское КГБ старается компенсировать свою бездарность утроенной жестокостью.
Столица Австрии была перевалочным пунктом на пути в Америку для большинства эмигрантов из СССР.
18 июля Довлатова задержали и оформили на пятнадцать суток. До этого на «Радио Свобода» состоялась читка «Невидимой книги». Радиоголоса и сообщили об аресте Довлатова.
В 1976 году, незадолго до его первых публикаций в издательстве «Посев», выходит книга Юрия Мальцева «Вольная русская литература. 1955–1975». Ее автор, московский переводчик и преподаватель Юрий Владимирович Мальцев, активно участвовал в диссидентском движении.
В середине-конце 1970-х поток уезжающих из страны усилился. У каждого был вроде бы свой повод для эмиграции, но в целом можно выделить несколько причин. Первая из них — экзистенциального толка. Семидесятые — эпоха зримого благополучия, которое имело один существенный недостаток. Был хорошо понятен его предел. Каждый понимал, что ему полагается — состав набора и время получения. Последнее — не метафора. К красным дням календаря выдавались/выкупались праздничные наборы с дефицитными товарами. Наборы были разные: все зависело от статуса получателя. Например, профессору вуза полагалась банка красной икры, а доценту — только коробка со шпротами. При этом все знали состав очередного набора. В условиях рассасывания идеологической основы советского общества подобные меры поощрения вызывали невольное раздражение. Возникало чувство социальной тесноты. Запад выбирался не как антитеза миру развитого социализма, а как что-то иное, не имеющее даже политической окраски.
апомню слова Чехова — самого близкого Довлатову классика — о готовности печататься хоть на подоконнике. Есть особое писательское состояние — видеть свой текст напечатанным.
Он принадлежит к той основной традиции русской литературы, для которой читатель — необходимое условие писательского существования. Настоящий читатель невозможен без книжной или журнальной публикации текста. Почти никто из больших русских писателей не состоялся, работая «в стол», рассчитывая на одобрение вечности.
Удивительно, насколько долго, «до последнего» не оставляет Довлатов попыток найти выход к читателю. Для тогдашнего литературного андеграунда подобная зацикленность на читателе — свидетельство писательской несостоятельности