Мне бы возмутиться, пошарить в себе в поисках гнева, но я и этого не могу. Страх наказания тормозит меня,
Мой палец панически вскидывается, делая ему знак понизить голос. Излишняя предосторожность, потому что в соседней комнате продолжает гудеть пылесос. Это лучшее прикрытие, какое мы смогли найти.
Но хуже всего то, что он проверяет, не забываю ли я принимать противозачаточные.
Я позволил себе позаимствовать вашу последнюю книгу, какой грубый язык! Зачем же употреблять глагол трахаться и к чему столько членов и хренов?
Это изматывает — знать, что за тобой наблюдают ежесекундно.
Я не могу привыкнуть к его людоедскому взгляду на наши тела и лица. Он в самом деле пожирает нас глазами. У меня такое чувство, будто его зрачки раздевают нас, срывают одежду, а потом сдирают и кожу. Он видит все, даже из другой комнаты.
Он видит нас постоянно. Видит не только, как мы едим и пьем, видит, как мы работаем, звоним по телефону, читаем, размышляем, разговариваем, зеваем, кашляем, чешемся, одеваемся, обуваемся, разуваемся, дремлем, целуемся. Видит, и как мы срываемся, потому что это, конечно, еще случается время от времени, хотя наш гнев очень быстро растворяется в стыде, ведь мы выставляем себя напоказ.
Вы же не собираетесь здесь ночевать? — выговаривает моя отвисшая челюсть. Да, Амели, эта часть процедуры, это необходимый этап в рамках вашего семейного сопровождения. Слов нет. Он говорит, что скоро ляжет, и советует мне последовать его примеру, ведь завтра меня ждет длинный день.
Они вернулись в восторге. Лу, которая захватила фотоаппарат, примагнитила к входной двери полароидный снимок: они втроем, сияющие, растопырили пальцы победным V, и если я вздрагиваю каждый раз, проходя мимо, то не потому, что кузен прокрался на наши семейные фотографии, а из-за двух его рук, которыми он обнимает за шеи моих детей.
Сегодня я прихожу к выводу, и странно, что еще не поняла этого тогда: именно интимной стороны нашей жизни кузен и пытался нас лишить.