Не бывает целомудренного искусства. Да, искусство опасно.
И целомудренно лишь тогда, когда искусством не является.
Пабло Пикассо
Свои картины, когда они были закончены, Ван Гог называл словом jouissance — по-французски «оргазм».
Ему отчаянно хотелось, чтобы люди поняли, что «Невольничий корабль» замыкает круг затрагивающих нравственные первоосновы эпических полотен, начало которому за двадцать восемь лет до этого было положено «Ганнибалом»
В верхнем правом углу картины открывается, как на всех эпических полотнах Тёрнера, кусочек голубого неба, и тонущий грешник протягивает к нему руки как человек спасенный, а не осужденный на вечные муки.
«этот колдун, демонстрировавший свои трюки публично, привлекал всеобщее внимание и вызывал интерес».
При этом писал он картину совершенно отталкивающим образом: царапал холст руками, плевал на него и растирал плевок, шел в лобовую атаку на полотно с мастихином наперевес.
Но кто же совершил этот акт вандализма? Ответом является характерная для разбушевавшегося позднего Тёрнера деталь, ставшая с тех пор его своеобразной подписью: ангел-разрушитель в виде вихря интенсивного белого света, в котором кружатся бумаги знаменитого дома; он ворвался наподобие циклона через виднеющуюся в глубине помещения арку (которой в действительности не было), разметав все на своем пути. Фоукс и его ферфаксиана были все-таки живы.
Будуарные сцены беззастенчиво фиксируют происходящие в них невинные и не очень невинные события. Мелькают полуголые фигуры, залезающие в постель или вылезающие из нее, одевающиеся или раздевающиеся; есть по крайней мере одна пустая кровать со смятыми простынями и алым пологом — эротика в духе Матисса, появившаяся на сто лет раньше срока.
На картине, изображающей большую черную барку, движущуюся по сверкающей полосе света, якобы означающей в данном случае Чичестерский канал, художник изобразил самого себя сидящим в маленькой рыбацкой лодке, в своей потрепанной шляпе и куртке.
Его стали одолевать мысли о смерти. До сих пор он никогда не жаловался на здоровье, а теперь начал терять вес, с трудом дышал и испытывал боли в суставах. Чтобы снять боль, он принимал страмоний (настойку дурмана), наркотик, из-за которого его и без того активное сверх меры воображение отправлялось в межпланетные полеты.