Майор зычно выкрикнул мою фамилию и ещё Козырева. Было видно — майор из той породы людей, что в пещерные времена становились вождями племени: развёрнутые плечи, шея борца, а главное — густые усищи — подковой до подбородка. Посмотрел с высоты своего этажа на нас, под усами сложилось недовольство: и таких — в артиллерию?..
— Вы хоть раз теодолит видели?
Нормально, — одобрил Длинный. — Но у тебя они плоские. Не объёмно. Учиться надо. Азы долбать, как говорят серьёзные дяди.
Ставлю пиво — кто отгадает загадку: «Всовываешь вещь, вынимаешь тряпку». Кто знает, что это?
Некоторые мужики скабрезно заухмылялись.
Митяй бросил через плечо:
— Стиральная машина.
наверняка обо мне потом думал: чудило-парень… держал ведь в ладонях кувшин с вином… только вдруг — от удивления — развёл руками…
— Вы знаете, Василия Сурикова не приняли в Академию художеств, посчитали — не умеет рисовать. Шаляпина в Казани не взяли в хор, решили — слабый голос. У Ленина в аттестате зрелости, за подписью отца Керенского, все пятёрки, только одна четвёрка — по логике. У Менделеева была тройка по химии. И вы сейчас захлопнули передо мной ворота университета.
— И правильно сделал, — у
Однажды старик нашёл очки — наверное, одного из поляков. Надел их и — вдруг всё вокруг расплылось, исчезло. В страхе он сбросил очки. Горы мгновенно вернулись на место, кишлак стоит, как прежде, и каждая вещь держит собственный цвет. Старик понял: приезжие нарочно глаза прячут за стёклами, чтоб ничего не видеть, им наша земля не в радость. Неверные — они и есть неверные. Ни на что не годны.