Пока существуют ненависть и злоба, историю Ромы и Джульетты будут рассказывать снова и снова.
Они говорят о Роме Монтекове и Джульетте Цай как о людях, которые посмели мечтать. И за это в городе, который снедают кошмары, они были безжалостно убиты.
Она винила Розалинду за то, что она не смогла противиться. Она жалела Розалинду за то, что она не смогла противиться
Она стала предательницей уже давно, пять лет назад, в тот ветреный день на Бунде, когда Рома Монтеков стал ее другом. Она становилась предательницей всякий раз, когда отказывалась всадить в него нож. Она стала предательницей задолго до того, как выпустила пулю в своего двоюродного брата, потому что если верность означала, что она должна была стать бесчеловечно жестокой, то она не могла оставаться верной.
Ее родители будут оплакивать ее. Оплакивать ту ее версию, которой не существовала.
– Я так долго его люблю, что уже не помню то время, когда не была с ним знакома,
Когда Венедикт погрузил руки в волосы Маршалла и тот издал гортанный звук, Венедикт мог думать только об одном – о том, что именно это люди имеют в виду, когда говорят, что что-то свято.
Ведь это и есть революция. Кровавые следы, идущие от двери к двери, так что богатым уже некуда деться
Тебе не надоело бегать, пытаясь спасти город, который не желает, чтобы его спасали и который вряд ли достаточно хорош, чтобы его спасать?
– Этот город называют Венецией Востока.
Джульетта нахмурилась.
– Точно так же, как Шанхай называют Парижем Востока, – сказала она. – Когда мы перестанем позволять колонизаторам выбирать названия за нас? Почему мы никогда не называем Париж Шанхаем Запада?
– Чжоучжуань существует со времен Северной династии Сун, – отрешенно проговорила она. – Целых восемьсот лет.
Краем глаза она увидела, что Рома кивнул. Она подумала, что он отнесется к словам без особого интереса, пропустив их мимо ушей.
Но он ответил ей.
– Должно быть, здесь люди чувствуют себя в безопасности.
Джульетта повернулась к нему.
– В безопасности?
– А разве тебе самой так не кажется? – Рома пожал плечами. – Должно быть, здесь люди обретают покой. Города могут пасть, страны могут развязывать войны, но это… – он поднял руки, показывая на каналы, мощенные камнем дорожки и изящные потолочные изразцы, украшающие то, что когда-то было храмами, – это навсегда.