В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань.
А. Пушкин
Смирение уже давным-давно было переведено в разряд если и не пороков, то позорных и жалких недостатков, человек, даже будучи по факту рабом или холуем, должен был звучать обязательно гордо, то есть пресмыкаться перед силой было можно, а иногда и должно, но добровольно признать свою ничтожность, слабость и греховность и отказаться от сладкого права судить, осуждать и роптать было все равно что на зоне самому объявить себя опущенным или, например, дембелю драить полы в казарме вместе с салабонами.
в этом-то и вся безумная сложность нашей с вами жизни, что даже и безукоризненное выполнение своего долга не всегда спасает от ошибок и даже преступлений, и все зависит от того, чьим велениям внемлет бедная, зашуганная и запутавшаяся человечья душа, какому, в конце-то концов, Верховному главнокомандующему она служит
И какая же она была очаровательная, эта Найда! И какая умная! К осени знала уже все команды из книги «Служебное собаководство» кроме «фас!». И даже больше! По команде «смирно!» она замирала с куском колбасы на носу и терпела, обливаясь слюнями, пока Степка не кричал: «Вольно!» А еще была юмористическая команда «Хайль Гитлер!», по которой Найда высоко задирала правую переднюю лапу и оглушительно лаяла!
Умри, но не дай поцелуя без любви!»
Бога нет, а земля в ухабах
Любви нас не природа учит,
А первый пакостный роман.
А. Пушкин
Не живешь, а ликуешь и бредишь
Иль совсем по-иному живешь.
Я безумно боюсь золотистого плена
Ваших медно-змеиных волос,
Я влюблен в ваше тонкое имя Ирэна…
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.