Он сказал нам «салам», а потом «бонсуар», но вгляделся в наши странные тапки и толстые лица и на хорошем русском спросил врача.
– Я дизайнер.
– Я бухгалтер.
– Я писатель.
Он засмеялся и плюнул кровью.
– Ты нарисуешь мне носилки на песке. Ты посчитаешь дырки в моём боку. А ты споёшь, пока я сдохну
Люди и растения вырождаются. Сначала роза пахнет розой, потом теряет имя
Дед говорил так: белые были, чтоб было как было. Красные были, чтоб было как не было. Я за красных, конечно.
Нет, я учусь не бояться утрат, не работать по воскресеньям, не съедать по три десерта и не пихать апокалипсис в каждую строчку. И вроде вот оно, море, – квадриллион кубометров живого. И песочек тёплый и плотный, как тело. Но это много работы, поверить в море.
Только не ночью, когда уже надо выключить свет, но стулу страшно, и креслу страшно, и готовы заплакать остатки чужих непонятных книг, и вся комната полна отчаяния, и ничего не чувствуешь только ты.
Завтречка, похоже, нет никакой близости, но вынувший тебя из тела человек – пожалуй, поближе прочих.
Думай быстро – говори быстро – живи быстро – умри попозже.
Все города одинаковы, впрочем. Родился – не заметили, пропал – забыли.
Глаза на месте. Нo усталые.