А знаешь, mon ami [16], что в немецкой батарее, которую мы захватили на днях, были пулеметчики, привязанные к пулеметам цепями / прикованные к своим орудиям?
После этой войны будет много других, а в интервалах между ними будет мир. Это чередование будет продолжаться на протяжении многих поколений. Оставленное на отливе дает представление о прогрессе человечества. Когда чистых маленьких жизней, чистых маленьких душ накопится в пене отлива достаточно, то, в финале последней войны, они сольются воедино, и наступит продолжительный мир. Но не раньше.
В чем же была разница? Разве это не в равной степени безнадежно — ухаживать за одним, чтобы его подлатали и вернули в окопы, или за другим, чтобы его подлатали, приговорили и расстреляли? Разница была в Идеале.
У одного из них не было идеалов. У остальных были, и они за них сражались. Но так ли это?
если нужно, и назначить лечение. Главное лечение, которое им было необходимо, — это мытье, чистая кровать и неделя сна, но доктор был довольно добросовестный и заботился о том, чтобы эти старые, усталые мужчины поскорее вернулись в окопы, чтобы в следующий раз возвращались в гос
Граммон, как это обычно бывает, оказался жертвой обстоятельств, но это было частью его понимания жизни — эта захваченность амбициями других, и поэтому ему пришлось смириться.
Как бы величественна ни была война, нельзя представлять ее в виде фильтра, очищающего людей и нации
и снова получат возможность разлететься на куски на линии огня
Когда выносить это стало невозможно, он взял револьвер и выстрелил себе в рот, — но все-таки напортачил
и это постепенное движение поднимает со дна всякую муть — это и есть «отлив войны». И он уродлив. В пене этого отлива барахтается множество жизней. Поток сметает их своим движением, и они всплывают на поверхность, оторванные от привычного окружения, там мы и замечаем их — слабых, омерзительных, отталкивающих
«месяцы скуки, приправленные мгновениями сильнейшего страха»