Абсурд и остранение

Молодой человек Фёдор Соннов, убивающий случайных людей, чтобы «поговорить» с ними, попадает сначала в компанию деревенских жителей, одержимых убийственной похотью, а затем в кружок «метафизических» садистов, зацикленных на идее смерти. Роман переполнен деталями вроде самоудовлетворения с помощью головы живого гуся, супа из прыщей и оргазма при созерцании собственного отражения; люди здесь переживают духовную смерть и превращаются в кур, лежат в «травяных могилках» и разглагольствуют об Абсолюте. «Шатуны» доводят до гротескного предела духовное блуждание в потёмках, свойственное подпольным советским интеллектуалам, — и производят оглушающее впечатление: по свидетельству Мамлеева, двух человек его роман отговорил от самоубийства; в то же время один американский критик сказал, что «мир не готов к этому роману».

Старуха

Цикл коротких историй, написанных после ареста и травли, которым подвергся Хармс в начале 30-х: в это время его практически перестают печатать. Хармс описывает, по собственному выражению, «жизнь в своём нелепом проявлении»: все рассказы построены на странностях, нелепицах, сочетании несочетаемого, проявлениях немотивированной жестокости или сбоях в работе языка. «Случаи» читаются прежде всего как собрание гомерически смешных анекдотов, но в них можно найти и отражение абсурда советской жизни 30-х, и интерес Хармса к скрытым механизмам мироздания. По словам философа Михаила Ямпольского, «Случаи» разрушают само понятие «действительности», а заодно и способность литературы «объективно» говорить о ней. Впрочем, именно юмористическая сторона сделала «Случаи» необыкновенно популярными: «я вынул из головы шар», «опять об Гоголя», «я писатель, — а по-моему, ты говно», «вот какие большие огурцы продаются теперь в магазинах» — эти фразы уже давно живут своей жизнью.

Тоскующий рабочий Вощев присоединяется к артели, которая роет котлован для великого здания будущего. Проект здания постоянно меняется; не закончив строительства, рабочие отправляются в деревню организовывать колхоз; котлован становится всё шире и глубже; светлое будущее оборачивается потоком страданий и смертей. В самой трагической книге Платонова абсурд, по выражению Бродского, захватывает целую страну: героические жертвы во имя светлого будущего на деле ведут всех в одну большую яму, а итог преобразованиям жизни подводит гибель девочки Насти, которую хоронят в котловане. Остранённая, местами почти издевательская интонация «Котлована» соединяется у Платонова с чувством тоски и нежности к его героям: вся книга будто пронизана ощущением потерянности и обречённости — её персонажей, их грандиозных начинаний и всей земной жизни вообще.

Странствия сироты Саши Дванова (его отец утопился, потому что хотел узнать, что бывает после смерти) приводят его в город Чевенгур, жители которого явочным порядком построили коммунизм. Они бросили работать — их профессией стала душа, от которой должны произойти дружба и товарищество; остаётся только ликвидировать буржуазный элемент, в отсутствие которого «окончательное счастье жизни выработается само собой в никем не тревожимом пролетариате». Единственный законченный роман Платонова — утопия и антиутопия одновременно: наложившись на народное видение мира, коммунизм становится русским вариантом апокалипсиса; тем самым миром, где времени больше не будет (равно как не будет семьи, собственности, работы и еды). Искривлённый, как будто создаваемый заново язык Платонова становится идеальным инструментом создания (анти)утопии, в которой яростное устремление к построению нового мира сочетается с чувством неосуществимости и даже гибельности этого порыва.

Начало 20-х, бывший Петербург. Вокруг филолога по фамилии Тептёлкин собирается круг людей, считающих себя последними хранителями культуры европейского гуманизма. Провозглашая верность теням прошлого, в жизни они заняты постыдной подёнщиной, одержимы эротическим томлением и мучаются от несовпадения с новыми вкусами и нравами. Вагинов не столько противопоставляет классическую культуру мещанскому быту, сколько показывает их общую неуместность в послереволюционной жизни. Автор близок к кругу обэриутов, и это отражается в языке «Козлиной песни»: остранённо-протокольный стиль сочетается с высокопарными символистскими пассажами, и оба регистра будто подчёркивают нелепость друг друга. Высокие устремления героев, и без того показанные с иронической дистанции, постепенно тонут в окружающей пошлости. Башня «высокой культуры», в которой поселился Тептёлкин, оказывается частью петергофской купеческой дачи, разобранной жильцами на растопку.

1926-1929

Писатель Андрей Свистонов создаёт свои произведения из ткани самой повседневности: покупает редкие книги, собирает газетные вырезки, знакомится с людьми, которые могли бы дать материал для романа. Свистонов чувствует себя демиургом, который выписывает окружающим билет в вечность — но те оказываются шокированы, увидев себя в его текстах: кажется, что автор выбрасывает всё лучшее, что было в них, и переселяет их в «незнакомый мир, пустой, уродливый и зловещий». В сюжете «Свистонова» отразились события из биографии самого Вагинова: его знакомые оказались оскорблены, узнав себя в персонажах «Козлиной песни». Но «Свистонов» не просто отражение литературного скандала — это рефлексия более глубокого порядка, размышление о судьбе писателя, который становится посредником между двумя мирами, превращает события реальной жизни в мёртвые буквы и оказывается в итоге запертым в собственном тексте.