Выбор Галины Юзефович 🎧

Девушки буквально на несколько метров отходят от машины в поисках ягод и… теряются. Уверенные, что в два счета найдут дорогу, они уходят в лес все дальше, теряясь уже окончательно.

Постоянный голод, жажда, холод, порезы, ушибы и страх стать добычей диких зверей — их удел на ближайшие дни, а может, недели. Понемногу чувство времени пропадает, дни и ночи слипаются в один бесконечный кошмар, тем более пугающий, что героиням начинает видеться что-то, чего в лесу, даже самом диком, северном, быть не должно. И определить, что это — бред измученного сознания или нечто если не материальное, то, во всяком случае, объективно существующее — уже невозможно. Девушки словно бы пересекают магический порог, оказываясь в ином мире — мрачном, архаичном, населенном невиданными тварями.

Параллельно с историей пропавших девушек разворачивается другая история, объединенная с первой лишь относительной территориальной близостью. Небывало жарким летом в карельскую деревню переселяется странноватое семейство: мальчик лет девяти, его отец, тетя, дядя и строгая бабушка. Несмотря на общую приветливость, домовитость и респектабельность новоприбывших, сельчане довольно быстро чувствуют: что-то с их новыми соседями не так. Какая-то вокруг них клубится неясная, но вполне ощутимая жуть. А когда в деревне начинают пропадать люди, подозрения сгущаются до состояния уверенности.

Читать рецензию целиком: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009930/

Изначально понятие «южная готика» употреблялось преимущественно иронически. Сумрачные, наполненные памятью об ужасах рабства романы о замкнутом мире американского Юга, населенного людьми, похожими на призраков, и призраками, неотличимыми от живых людей, в 30-е годы ХХ века воспринимались литературным истеблишментом (по крайней мере, его частью) как нечто неуместное, почти неприличное. Однако если долго прикладывать термин к таким бесспорным гигантам, как Уильям Фолкнер или Теннесси Уильямс, он неизбежно теряет свою ироническую составляющую, а вместе с ней и кавычки. Сегодня южная готика — просто определение для вполне конкретного литературного направления, респектабельного, густонаселенного и, несмотря на возраст, абсолютно живого.

«Пойте, неупокоенные, пойте» американки Джесмин Уорд — в некотором смысле его энциклопедия. Здесь есть и тяжкое наследие рабства, и обыденный повседневный расизм, и безрадостная жизнь «белого мусора» (этим пренебрежительным понятием на Юге называют белую бедноту, порой живущую хуже черных), и призрачные загробные голоса. Белый мужчина, чернокожая женщина, мертвый ребенок, живой ребенок, мудрый чернокожий старик, злобный белый старик — всех их мы как будто уже неоднократно встречали раньше.

Читать рецензию полностью: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009714/

Роман о том, «как один человек увидел убийство, а его никто и слушать не захотел», в мгновение ока превратится в роман об устройстве памяти и о тех механизмах, которые мы используем, переписывая, перепридумывая собственное прошлое и в конечном счете самих себя.

Медленно, мелкими мазками автор будет заполнять лакуны в сюжете, до этого казавшиеся нам не ведущими к разгадке, а потому несущественными. Мы узнаем, что все же привело Ксандера на улицу, как на самом деле умер его брат, почему героя бросила любовь всей его жизни и что лежит (или, во всяком случае, должно лежать) в сундуке на чердаке у его друга. Плоская картинка, явленная нам на старте, развернется в трехмерную, а один узнаваемый сюжетный паттерн сменится другим — тоже узнаваемым, но описывать его в деталях значило бы полностью лишить читателя удовольствия.

Читать полностью: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009606/

Развернув типичный киношный сюжет в литературную плоскость, Шамиль Идиатуллин привносит в него эффекты, в принципе не реализуемые средствами кинематографа, заставляя нас не просто сопереживать героине, но буквально проживать, переживать ее состояния изнутри.

Известно, что литература требует от читателя куда большего сотворчества, чем кино: если второе представляет собой в некотором смысле готовый продукт, то первая требует значительного усилия по созданию внутри собственной головы виртуальной реальности, основанной на замысле писателя, но скроенной и сшитой по индивидуальной мерке. Как результат, при удачной настройке мозга и оптики книга «надевается» на читателя куда плотнее, чем фильм, пугая и трогая сильнее — именно в силу того, что в книгу каждый из нас неизменно инвестирует больше самого себя.

И в этом смысле «Бояться поздно» представляет собой просто-таки образцовый читательский тренажер. Обилие срезанных углов, пропущенных автором деталей и спрямленных фрагментов повествования открывает перед нами волнующую возможность вышить собственную историю по предложенной автором канве. Иными словами, не просто прочесть историю главной героини с комфортной и безопасной дистанции, но раствориться в ней, превратив в собственный опыт.

Подробнее: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009571/

Шпионский роман — объект, в отечественных литературных лесах практически не встречающийся: все попытки привить его к родным осинам заканчивались неудачей. А вот в литературе английской со времен Сомерсета Моэма и Яна Флеминга — отцов-основателей жанра — шпионский роман занимает почетное место на стыке литературы развлекательной, коммерческой с одной стороны и серьезной с другой. Драматизм (а то и трагизм) под покровом злой иронии и напускной бравады — фирменные черты британской шпионской традиции, которой Мик Геррон, сравнительно новая звезда этого жанра, блистательно наследует. И хотя многие, вероятно, познакомились с героями его цикла о приключениях горе-шпионов из Слау-Хауса по недавнему сериалу с Гари Олдманом в главной роли, это не повод отказаться от знакомства с литературным первоисточником — захватывающим, жутковатым и гомерически смешным.

Слау-Хаус — своеобразное шпионское чистилище, куда (с призрачной надеждой на реабилитацию) отправляют проштрафившихся контрразведчиков. Здесь прелюбодеев, растяп, пьянчужек, запойных игроков и прочих неудачников ждет кафкиански бессмысленное ковыряние в бумажках. Но главное из уготованных им наказаний — вечные издевательства и унижения со стороны местного Вельзевула, некогда влиятельного и легендарного, а ныне полностью опустившегося оперативника МИ-5 Джексона Лэма. Однако даже на улице этих нелепых и комичных лузеров изредка случаются праздники, и на их долю выпадает настоящая — то есть осмысленная и опасная — работа. А те, кому нечего терять, порой оказываются куда эффективнее, чем те, кто дрожит за свою карьеру.

Ставший бестселлером на Западе роман Оливи Блейк «Шестерка Атласа» — книга с предельно низким порогом вхождения. С первой же страницы читатель понимает, что попал в пространство, сотканное из старых добрых любимых штампов. Немного «темной академии», немного «Голодных игр», щепотка «Гарри Поттера», много магии и подростковой драмы — словом, все просто, надежно, без сюрпризов.

Сказанное отчасти справедливо: как и многие другие авторы, пришедшие в мир большой литературы из электронного самиздата, Оливи Бейк беззастенчиво копирует чужие идеи и приемы. Но, как водится, есть нюанс: из многократно переработанного сырья писательница ухитряется скроить историю комфортно узнаваемую, но при этом добротную и, как ни парадоксально, неожиданную.

Читать целиком: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009449/

Самое, пожалуй, интересное в романе Дженнифер Торн — наблюдать, как сюжет выписывает затейливую дугу, из пасторальной идиллии трансформируясь в психологический хоррор и обратно. «Только не я» — мысленно произнося эти слова, каждый из островитян тем самым накликает смерть на соседа, и облегчение от известия, что кто-то уже умер, мешается в его или ее душе с горем и стыдом. Стоит ли безоблачное счастье семи человеческих жизней? В День Д в этом сомневаются даже самые сильные духом, но наступает следующее утро, жертвы принесены и оплаканы, и те блага, которые дарит своим обитателям остров, вновь кажутся бесценными.

Глубоко укорененный в европейском фольклоре роман Дженнифер Тарн в первую очередь история о роке, а также о тщетности попыток от него уклониться. Но безвольно сдаться на милость судьбы не единственный возможный путь, и героине «Люта» удается нащупать извилистую тропку, способную вывести островитян к свету, успешно минуя как Сциллу рабской покорности, так и Харибду постыдного бегства.

Читать полностью: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009449/

Лилия — молодая женщина, которая нигде не задерживается надолго. Детство она провела, кочуя с отцом из города в город, ночуя в мотелях и обедая в дайнерах. О том, что предшествовало этой странной бродячей жизни, Лилия то ли не помнит, то ли не хочет рассказывать. Она страшится привязанностей и срывается с места при первых признаках близости. Но однажды мужчина, любящий Лилию достаточно сильно, отправится по ее следу в надежде не только найти беглянку, но и распутать тайны ее прошлого.

Повествование в романе Сент-Джон Мандел перетекает из одного временного слоя в другой, переливается литературными отсылками и цитатами. Тайны громоздятся на тайны, сон причудливо мешается с явью, создавая внутри романа особое, не вполне реальное, зыбкое пространство. Словом, назвать «Последний вечер в Монреале» легким пляжным чтением не повернется язык, однако если вам хочется полежать у моря с чем-то волнующим, странным, оставляющим по себе долгий след в памяти, то, пожалуй, роман Эмили Сент-Джон Мандел в этом качестве будет наилучшим выбором.

Читать полностью: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009449/

Героиня «Йеллоуфейса» — Джун (сокращение от «Джунипер») Хейворд — не слишком удачливая молодая писательница. Первый роман Джун провалился, новых идей нет. Все, что ей остается, — это с иссушающей душу завистью наблюдать за успехом своей талантливой однокурсницы и подруги, блистательной Афины Лю, красотки китайского происхождения и восходящей звезды американской литературы.

Но однажды героине выпадает фантастический шанс. Во время празднования своего первого контракта с Netflix Афина самым нелепым образом погибает, подавившись блинчиком. И только Джун знает, что на рабочем столе у той остался лежать законченный черновик романа о забытом подвиге 140-тысячного Китайского трудового корпуса, внесшего неоценимый вклад в победу союзников на фронтах Первой мировой войны.

Соблазн слишком велик: в общей неразберихе Джун уносит рукопись Афины с собой, дорабатывает ее и публикует под собственным именем. И вот уже Джунипер Хейворд (или, как ее зовут отныне, Джун Сонг) не та унылая лузерша, которую знали окружающие, но автор громкого бестселлера, любимица прессы, обладательница гонорара с шестью нулями, а по совместительству самозванка и воровка, живущая в вечном страхе разоблачения.

Но есть вещи и похуже: не будучи китаянкой, она дерзнула выпустить книгу, повествующую о китайцах, и по нынешним временам грех этот едва ли не страшнее плагиата.

Памятуя о политкорректном морализаторстве «Вавилона», логично предположить, что в «Йеллоуфейсе» Ребекка Куанг тоже займет «образцово-правильную» позицию и, встав на сторону обворованной бедняжки Афины, примется сурово бичевать культурную апроприацию, расовую дискриминацию и имперские замашки белых. Однако — и в этом, пожалуй, главное достоинство романа — ничего подобного не происходит. В простой, казалось бы, истории преступления и наказания (да, как бы изворотлива ни была Джун, выйти сухой из воды ей не удастся) Ребекка Куанг находит многоуровневую сложность, облекая в слова то, о чем большинство не решается говорить вслух.

Читать целиком: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009306/

После недавней гражданской войны южные территории страны фактически оккупированы Китаем, жизнь в России не нищая и даже не страшная, но обшарпанная и скудноватая, перспективы скромные, общая атмосфера затхлая. Даша и Матвей, брат и сестра, едут через депрессивный российско-китайский юг — от Ростова до Пятигорска — на раздолбанной Матвеевой «Ниве». Даша — ученая из немецкого научного института, Матвей — нанятый ею водитель и решала, таскающий оборудование и (по крайней мере, в теории) разбирающийся с бытовыми проблемами. Брат с сестрой не общались много лет, но сейчас им вместе предстоит исследовать то, что на деликатном официозе называется «мортальными аномалиями», а на безжалостном народном языке — кадаврами.

За 10 лет до описываемых событий по всему югу России внезапно начинают появляться мертвые дети, ледяные, неподвижные и нетленные, как статуи. Переместить или уничтожить их практически невозможно, совсем уж игнорировать сложно, но адаптироваться и жить рядом вполне реально — ну а что, стоят себе, никого не трогают. Некоторые люди видят в кадаврах своих умерших родных, в ком-то мертвые дети пробуждают иррациональный страх и агрессию, кого-то оставляют равнодушными. Но, главное, параллельно с появлением кадавров начинаются странные выбросы соли: засаливаются плодородные некогда почвы, гибнет скот, соль оседает на одежде, портит вкус еды, проникает в жилища…

Оставаясь с нами, эти, как пишет Поляринов, «големы, слепленные из горя и памяти», становятся проклятием, мучительным напоминанием о прошлой вине, и все попытки избавиться от них лишь ухудшают ситуацию. Подобно вытесненному воспоминанию, непроговоренной боли, не вскрытому вовремя нарыву, они отравляют почву солью, а жизнь — отчаянием. И никакая грубая сила не способна с ними совладать, потому что против фантомов памяти она бессильна.

Читать целиком: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009284/

Триллер Яны Вагнер «Тоннель» начинается как классический роман-катастрофа, и тренированный читатель с первых страниц начинает ждать наперед заданной рифмы «роза». По законам жанра все герои в этой точке должны поделиться на благородных храбрецов с одной стороны и подлецов и трусов — с другой. Дальше, понятное дело, с потолка начнет капать, погаснет свет, провалится пол (ну, или случится еще что-то не менее ужасное), и медитативное ожидание сменится лихорадочным экшеном. Герои будут всех вызволять, трусы по мере сил пакостничать, выбраться на поверхность удастся не всем, но дети и животные не пострадают. Знаем, плавали.

Автор рушит наши комфортные ожидания буквально с первых страниц. То, что мы доверчиво приняли за роман-катастрофу, стремительно разворачивается в жесткую и жутковатую социальную антиутопию. Тоннель под Москвой-рекой оказывается моделью России или, если взять шире, всего мира. Точно так же, как и в реальности, люди здесь не укладываются в четкие амплуа, не делятся на хороших и плохих, храбрых и трусоватых. Они непоследовательны и подвластны сиюминутным порывам, ими движет то внезапное благородство, то лихая удаль, то злость, то сострадание, то иррациональная паника.

Подробнее: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009171/

Роман американца Дэвида Гатерсона ловко маскируется под юридический детектив. В суде живописного острова Сан-Пьедро, расположенного примерно в часе пути на пароме от Сиэтла, слушается дело об убийстве местного жителя, молодого рыбака и ветерана недавней войны (дело происходит в 1954 году), погибшего во время ночного лова. Однако в действительности большую часть текста занимают не судебные перипетии, а флешбэки, восстанавливающие прошлое главных героев и показывающие, как все они попали в ту точку, в которой находятся. Как результат — «Снег на кедрах» оборачивается не столько честным детективом, сколько пронзительной историей о старых ранах и ксенофобии (главный подозреваемый — американец японского происхождения), первой любви и ужасах войны.

Цикл детективов американца Роберта Маккаммона о помощнике судьи, а после частном детективе Мэтью Корбетте («Зов ночной птицы» — первая часть сериала) напоминает первые — и лучшие — детективы Бориса Акунина об Эрасте Фандорине. Только вместо Москвы и Петербурга конца XIX века Маккаммон переносит нас в Америку самого начала века XVIII. Нью-Йорк еще жалкое захолустье, Соединенные Штаты — колония Англии, в лесах кишат кровожадные индейцы и дикие медведи, а в чопорных гостиных процветает порок и плетутся самые жуткие заговоры, справиться с которыми под силу только Мэтью Корбетту — молодому, серьезному и при всем том неудержимо любопытному сыщику.

Любая попытка пересказать 700-страничный opus magnum Анны Старобинец оборачивается фиаско и недоумением. Лисы-оборотни? Оккультисты из НКВД? Зачарованные клады? Бессмертные даосы? Таинственные старообрядцы? Спящая армия императора Цинь Шихуаня? И все это в одной книге — серьезно? Да, серьезно — потому что из этой пестрой литературной ветоши Старобинец собирает текст виртуозно сложный по композиции, абсолютно захватывающий по сюжету и при этом крайне интересный стилистически. Словом, 10 из 10, по какой шкале ни меряй.

Семь талантливых и необычных студентов театрального колледжа, буквально одержимых Шекспиром. Живописное озеро в окружении леса. Дружба, пылкая настолько, что порой ее сложно отличить от влюбленности или, напротив, ненависти. Одно убийство. Шесть подозреваемых. М. Л. Рио идет натоптанной тропинкой Донны Тартт, с «Тайной историей» которой «Словно мы злодеи» вполне оправданно сравнивают чаще всего. Однако в данном случае речь идет не о механическом подражании, но о более чем успешной попытке, работая в рамках того же канона, создать нечто подлинно новое. Ну а немного Шекспира способно украсить вообще любой текст — и «Словно мы злодеи» подтверждает это правило.

В каждом романе англичанин Чайна Мьевиль проделывает один и тот же трюк: отгибает уголок скучной повседневности, обнаруживая под ним черт знает что. В «Кракене» за респектабельной витриной Дарвиновского центра вскрывается гнездо оккультистов, поклоняющихся гигантскому кальмару; секретное общество лондонмантов тайно руководит жизнью британской столицы; всесильное море открывает в городе свое представительство — четырехэтажный особняк, заполненный соленой водой от подвала до чердака, а профсоюз волшебных помощников выходит на забастовку. И посреди всего этого плотного, бурлящего, причудливого безумия молодому биологу, специалисту по моллюскам Билли Хэрроу придется, в сущности, против собственной воли спасать мир.

В цикле о дублинской полиции Таны Френч хороши все романы без исключения, но «Тайное место», пожалуй, все же стоит среди них особняком. В парке престижной школы для девочек найден труп 16-летнего мальчика из соседней, столь же престижной школы. Он явно шел к кому-то на свидание, но дальше этой точки следствие продвинуться не может. Дело превращается в безнадежный висяк, но внезапно на школьной доске, именуемой «тайное место» (там у девочек принято вывешивать анонимные жалобы на жизнь, признания в любви или шутки), появляется записка со словами «Я знаю, кто его убил»… Тана Френч умело проводит читателя от завязки к развязке, однако попутно развлекает его аттракционами, с детективом обычно не ассоциирующимися: щемящим рассказом о детской дружбе, которой не суждено пережить взросление; о неуверенности и агрессии; и даже — только не удивляйтесь — о настоящем волшебстве.