Караваджо был для живописи тем же, кем для физики был Галилей: кем-то, кто открыл глаза и сказал, чтó видит; кто понял, что формы в пространстве являются аллегориями лишь самих себя, и этого довольно, а настоящая тайна сил, определяющих наше существование в мире, не в том, что они возвышенны, а в том, что они элементарны