при чтении лекций на любые темы — от естественно-научных до международных — рекомендовалось делать четкие атеистические выводы.
Характеризуя эту дилемму, Илья Панцхава, заведующий кафедрой теории и истории атеизма и религии МГУ, процитировал философа Теодора Ойзермана, приводившего доводы против передачи курса научного атеизма на кафед
Однако, чтобы достичь этой цели, специалистам требовалось выявить те места, где сохраняется религия, и механизмы ее воспроизводства. Это имело решающее значение, поскольку данные полевых исследований начали подтачивать давнее представление, что религия является уделом бабушек. Партия допускала, что поколение бабушек, наполнявших церкви, постепенно исчезнет и религия угаснет вместе с ними, но эта гипотеза становилась все менее убедительной по мере того, как в церковь приходили новые поколения бабушек.
Человек рассматривается «то как субъект, то как объект познания, т. е. как носитель производительных сил, но как личность в целом человек не рассматривается, как рассматривался человек философией Возрождения». Поскольку личность остается на заднем плане советской философии, связанные с ней проблемы — счастье, страдание, смысл жизни и смерти — также вытеснены на периферию. «У нас, — заметила Галицкая, — молчаливо как-то исходят из того, что человек не должен страдать, что он при коммунизме страдать не будет».
Социалистический гуманизм должен был «создать гармонический духовный мир человека, не нуждающегося в обращении к потусторонним силам» [647].
брежневские времена официальная идеология выглядела окостенелой и что научный атеизм, возможно, был самой застойной из ее догм
Центральным для исследований по советской идеологии является вопрос о том, была ли идеология значима для советского политического проекта и для опыта советских людей.
Советская система подавляла религиозную жизнь в СССР.
идеология и атеизм приобретали тогда особое значение именно потому, что большинство советских людей были индифферентными к советскому атеизму, научно-материалистическому мировоззрению и советской коммунистической идеологии, тем самым поставив партию перед серьезной политической дилеммой.
Основным предметом дискуссий стал вопрос о том, в какой степени партия и ее идеология проникали в душу советского человека