«Самое страшное в поисках правды — найти ее», — говорил один французский эссеист
Во все времена находились люди, готовые твердить, что истина иногда нецелесообразна, контрпродуктивна; что истина — это роскошь. (Это еще называют «мыслить практически», или «политически».) С другой стороны, желающие этому миру добра по весьма понятным причинам неохотно расстаются с союзами, убеждениями и институтами, в которые они вложили свой идеализм. Неизбежно возникают ситуации, в которых истина и справедливость кажутся несовместимыми понятиями. Осознание истины вызывает даже большее внутреннее сопротивление, чем признание требований справедливости. Для людей гораздо проще не видеть истины, особенно когда прозрение означает неминуемый разрыв с тем кругом людей, который составлял ценную часть их образа самих себя.
В начале XXI века Дело Тулаева, конечно, уже не имеет того скандального ореола. Сейчас никто в здравом уме не станет отрицать, какие чудовищные страдания российскому народу принесла большевистская система. Тогда господствовал иной консенсус, и разочарованные очерки Андре Жида Возвращение из СССР (1937), опубликованные после турне, вызвали общественное возмущение; даже после смерти в 1951 году Жид остался великим левым писателем, предавшим Испанию. Из-за подобных настроений и Сартр известным образом отказался касаться темы ГУЛАГа, не желая подрывать воинственный дух французского пролетариата. («Рабочие Бийанкура не должны быть лишены своих надежд».) Для большинства авторов, кто в те десятилетия относил себя к левым или просто не желал войны (ужасаясь перспективе третьей мировой), высказываться против СССР было как минимум проблематично.